Один из крупнейших гражданских протестов в Китае в текущем году завершился на прошлой неделе победой протестующих. По масштабам он примерно равен любому из массовых протестов последних месяцев в Москве, но по накалу и результативности — далеко превосходит их.
Китайские власти приостановили проект строительства металлургического завода стоимостью $1,6 млрд в городе Шифан на юго-западе Китая после длившихся несколько дней беспорядков с участием десятков тысяч человек. Протестующие требовали отказаться от строительства в городе экологически вредного предприятия по производству меди; они не выдвигали политических лозунгов и размахивали транспарантами вроде «Да здравствует КНР! Верните нам наш прекрасный Шифан!». Это, впрочем, не помешало им швыряться камнями в полицейских и громить административные здания.
Случай Шифана не уникален: в августе 2011 г. таким же образом, в результате массового протеста, был отменен проект строительства химического завода в городе Далянь. В декабре так же, отменой непопулярного проекта расширения ТЭЦ, завершились протесты в городе Хаймэнь.
Оба случая относятся, с точки зрения китайской полицейской статистики, к понятию «массовые инциденты». Это довольно широкое понятие, включающее в себя любые несанкционированные массовые акции, в том числе погромы, беспорядки, мирные несанкционированные митинги, перекрытия улиц, блокирования учреждений и т. п.
Количество «массовых инцидентов» росло огромными темпами по мере проведения экономических реформ и роста уровня жизни. В 1993 г. в Китае произошло 8709 массовых инцидентов, а в 2005 г. — более 87 000. Количество инцидентов может меняться с каждым годом, но в целом постепенно растет: в 2006 г. их было 60 000, в 2009-м — уже 90 000. Большинство из них — совершенно ничтожны и не опасны. Тем не менее за один 2011 г. можно с легкостью насчитать не меньше десятка «массовых инцидентов» с участием тысяч или десятков тысяч человек, сопровождавшихся серьезным насилием.
Нельзя сказать, что рост числа «массовых инцидентов» воспринимается спокойно. Они рассматриваются как один из показателей роста социальной напряженности. Но едва ли волнения повергают пекинское руководство в ужас. Рост их числа в 10 раз с 1993 по 2005 г. не привел ни к каким серьезным изменениям в социально-экономической политике. Курс на наращивание социальных расходов был взят лишь в 2008 г. и главным образом по макроэкономическим соображениям (стремление расширить внутренний спрос).
На разные инциденты власти реагируют по-разному. Одни демонстрации разгоняются, зачинщиков арестовывают; в других случаях требования удовлетворяются, местные руководители попадают под следствие. Иногда все заканчивается без видимых последствий.
Массовые инциденты не могут представлять опасности для политической системы, пока они не скоординированы между собой, а их участники не могут выдвинуть политической программы. Соответственно, главная забота китайских властей — предотвращение такой координации, в том числе за счет контроля над интернетом, ограничений политической деятельности в столице и борьбы с внешним влиянием.
Если сравнить китайскую ситуацию с российской с точки зрения количественных параметров, то легко увидеть, даже с поправкой на масштабы стран, что в России протестное движение крайне слабо. Его количественные масштабы совершенно незначительны, география и социальная база крайне ограничены. Российские власти вполне эффективно используют социально-экономические инструменты для сглаживания противоречий в обществе. Немногие «массовые инциденты», связанные с насилием, почти всегда связаны с главным провалом российской внутренней политики — национальными отношениями.
Реакция властей на нынешние слабые протесты в Москве с точки зрения мирового опыта выглядит гипертрофированной. Возможно, речь идет о родовой травме новой российской государственности — люди, пережившие распад СССР, склонны ожидать (с надеждой или страхом) нового глобального и необъяснимого краха миропорядка, даже если к тому нет оснований.
С другой стороны, в России произошло то, чего больше всего боятся китайские власти, — консолидация образованного среднего класса столичных городов на оппозиционной основе, что теоретически позволяет оппозиции организоваться и координировать протесты. Если хотя бы несколько тысяч «массовых инцидентов» состоятся одновременно, справиться с ними будет сложно.
Но способен ли к этому наш советский средний класс? Белорусский президент Александр Лукашенко является объектом ненависти продвинутых жителей Минска уже больше десятилетия. Акции протеста в Минске во время президентских выборов 2010 г. по масштабам сравнимы со всеми последними демонстрациями в Москве, хотя Москва почти в 10 раз больше. Это не помешало Лукашенко бодро править долгие годы, загнать экономику в кризис, втрое обвалить курс национальной валюты и все равно остаться у власти.
http://www.vedomosti.ru/opinion/news/2298983/nestrashnye_massovye_incidenty?from=newsletter-editor-choice
