История Pussy riot, наделавшая столько шума приближается к своему логическому финалу. Обвинения предъявлены, впереди суд. Правильно ли реагировала Церковь, этот вопрос мы задали историку и священнику Георгию Ореханову.
— Отец Георгий, Вы когда-то написали книгу о Льве Толстом, в свое время это был скандал: отлучение великого писателя от Церкви. Общественность тогда восприняла это отлучение неоднозначно. Сегодня в какой-то мере эта ситуация напоминает историю с панк-хулиганками из Pussy Riot, вы согласны провести такую параллель?
Конечно, сопоставлять то, что сделали девушки с тем, что делал Л. Н. Толстой, сложно по многим причинам. Это совершенно разные исторические эпохи, следовательно, и совершенно разные люди, с разной мотивацией. Это обязательно надо учитывать. По поду отлучения писателя повторю то, что говорил и писал уже много раз: Св. Синод постарался всеми силами избежать общественного скандала, поэтому в итоговом документе слово «отлучение» отсутствует. В то же время Св. Синод констатировал, что писатель сам отторг себя от церковного общения, и все христиане должны это знать. Синодальный акт был вызван не только публицистикой писателя, в которой уже давно присутствовали антицерковные мотивы (фактически с «Исповеди»), и которые со временем усиливались – например, в трактате, посвященном критике догматического богословия, присутствует сознательное отрицание всех основополагающих догматов христианства. Формальный повод – роман «Воскресение», изданный в 1899 г., где отрицание и критика переходят в гротескное кощунство. Но сопоставлять кощунство Л. Толстого с кощунством четырех девушек странно хотя бы потому, что писатель имел достаточно определенное представление о Православии, тогда как из интервью участниц группы, оставшихся на свободе, показанном перед началом передачи «Госдеп – 2» с участием Кс. Собчак, а также из реплик мужа одной из участниц группы в этой же передаче я заключил, что это совершенно невежественные люди.
— Льва Николаевича никто не привлекал к уголовной ответственности, хотя православие было государственной религией. Почему сегодня Церковь вместо того чтобы применить канонические наказание (например отлучение), призывает к "ужесточению уголовного наказания"?
Есть сведения, правда, не подкрепленные надежными источниками, что одно время рассматривался проект о заключении Л. Н. Толстого в суздальский Спасо-Евфимиев монастырь, так что нечто подобное в голову современникам писателя приходило. Но его общественный авторитет и мировая известность не способствовали реализации подобных проектов, чего нельзя сказать о его ближайших сотрудниках, например, Н. Н. Гусеве и В. Г. Черткове, которые были высланы из России. Я совершенно не согласен, что Церковь призывает к ужесточению уголовного наказания. Я не слышал подобных формулировок из уст авторитетных церковных иерархов, а то, что подобные призывы позволяют себе в состоянии раздражения отдельные facebook – еры, остается на их совести. Миссия Церкви заключается не в требовании мести, а в стремлении вразумить заблуждающихся, в ожидании покаяния от них, в молитве за них, но и в напоминании компетентным органам, что они обязаны действовать строго по закону. По поводу отлучения от Церкви участниц группы могу сказать, что не вижу в этом большого смысла – эти люди, не способные, по мысли одного известного иерарха начала ХХ века, отличить кадило от митрополита, будут только рады столь пикантному продолжению и без того уже очень серьезно разгоревшегося скандала.
— Какова была реакция церковного общества на поведение графа Толстого? Кто-то собирал подписи, как это делают сегодня некоторые? Была ли дискуссия в церковной среде о Толстом до отлучения?
Я отвечаю на этот вопрос с учетом сказанного выше по поводу применимости к Л. Толстому термина «отлучение». Церковное сообщество в целом поддержало выступление Св. Синода, но надо учитывать, что произведения Л. Н. Толстого, в которых присутствовала критика Церкви и государства, в России не были широко распространены – произведения писателя издавались либо с обширными цензурными изъятиями, либо в копиях, которых не могло быть достаточно много. Правда, однажды В. В. Розанов сделал очень интересное и характерное признание: даже в провинциальных городах России все, кто был заинтересован в знакомстве с новыми произведениями писателя, могли получить к ним доступ. По поводу дискуссии в церковной среде: была только дискуссия в среде иерархов и в кругах, близких к Св. Синоду, по поводу того, какая именно мера по отношению к писателю будет адекватной. А что касается недовольства, то совершенно определенно можно сказать, что даже члены семьи писателя (например, его дочь Т. Л. Толстая) выразили ему крайнее недоумение по поводу кощунственных глав романа «Воскресение», в которых в гротескной форме изображалась Божественная Литургия.
— Отлучение Льва Толстого было правильной мерой, на Ваш взгляд?
На мой взгляд, синодальный акт 20-22 февраля 1901 г. является самым глубоким словом Церкви за всю синодальную историю ее существования – взвешенным, умным, в чем-то очень сочувственным писателю. Это была очень правильная, исторически оправданная мера. Если бы Церковь молчала, ее молчание было бы расценено как окончательная капитуляция, как признак того, что Л. Н. Толстой может позволять себе вообще все, что ему угодно. Но уровень раздражения по отношению к Церкви был в начале ХХ века уже так высок, что любое слово церковной власти по любому поводу было бы расценено крайне негативно.
И в этом я вижу очевидную параллель с современной ситуацией. Слово Церкви должно быть мудрым, исполненным любви, но в то же время это слово «со властью». Конечно, эта мера против Л. Н. Толстого вызвала общественный скандал – представители интеллигенции, давно сами отлучившие себя от Церкви, устраивали общественные манифестации, стихийные чествования писателя на вокзалах и выставках и т.д., но не было главного – неопределенности. Черное было названо черным, а белое – белым. И в конечном итоге этот акт адекватно – как неизбежный – приняла вся мировая христианская общественность, а не только православные – и католики, и даже многие протестанты, хотя идеи писателя были последним очень близки.
Мне кажется, и наша реакция на этот отвратительный эпизод в храме Христа Спасителя должна быть соответствующей: мы не можем молчать, потому что эти люди попирают не только церковную, но и народную святыню (ведь храм Христа Спасителя является памятником отечественной войны, памятником крови, пролитой в 1812 г. за Россию). Мы обязаны сказать им, что то, что они делают – гадко и подло по отношению ко всему русскому народу, который совсем недавно в этих же самых стенах с такой любовью и верой поклонился великой христианской святыне – Поясу Пресвятой Богородицы. Но, конечно, в нашу задачу не входит определять меру гражданской ответственности за совершенное преступление – это уже задача государства и его компетентных органов.
Дмитрий Ребров
