Наша власть устроила увлекательный забег по созданию новых политических партий одним простым решением – снижением порога их минимальной численности сразу в 100 раз. Трудно ждать сколь-нибудь внятных объяснений, откуда брались эти цифры - то 50 тысяч, то 500 человек. А между тем попытаться понять, что представляют собой партии с точки зрения численности и массовости, весьма интересно. И для этого придётся заглянуть в историю.
Массовые партии, как известно, появились в основном в третьей четверти XIX века; до этого, как писал М.Острогорский в классической работе «Демократия и политические партии», «в течение долгого времени партии существовали собственно только в парламенте». Массовые партии явились, в первую очередь, продуктом развития политических систем ведущих держав того времени. Но – продуктом развития не только политических систем. Ибо для жизни массовой партии в стране, за пределами её столицы, необходима постоянная коммуникация между центром и партийными организациями. Реальная политика, которую вершили в столицах, не станет ждать доставки почты голубями, а партийных делегатов почтовыми лошадьми. При такой скорости коммуникаций местные партийные организации безнадёжно отстают от жизни – да, собственно, в ту эпоху их и не было. А в середине XIX века произошла коммуникационная революция: появились и стали массовыми паровоз, пароход и телеграф. Время доставки депеш стало измеряться часами и минутами, а людей в любой конец Франции, Англии или Северо-Американских Соединённых Штатов – днями, тогда как до того всё это измерялось неделями. Для политических организаций появились новые возможности: лидеры могут проводить встречи в любом конце страны, партийные делегаты приезжать на съезды и конференции, можно оперативно печатать новости в газетах или быстро организовать, например, всеобщую забастовку. Массовые партии смогли стать живым механизмом, который позволял тысячам и десяткам тысяч их членов чувствовать свою сопричастность к большой политике, а лидерам опираться на поддержку массовой организации.
В условиях такой коммуникационной среды массовые партии развивались весь XX век. Конечно, появление телефона, самолёта, радио и телевидения изменило среду, но не принципиально. По-прежнему посещение партийных собраний, поездки на партийные съезды, чтение партийной периодики являлись важными элементами партийной жизни, подразумевавшими членство в политической партии. Причём эта атрибутика сохранялась как в странах с реальной политической конкуренцией и многопартийностью, так и в странах тоталитарных, с единственной «руководящей и направляющей силой». Партбилет в кармане давал, как минимум, чувство сопричастности, а часто и реальную сопричастность к настоящей политике.
Но на рубеже XX и XXI веков произошла новая коммуникационная революция: в повседневную жизнь вошли интернет и мобильная связь. Для политически активной части населения появилась возможность проявлять свою активность, сидя дома или перемещаясь где-то по своим неполитическим делам. Для политических лидеров – возможность организовывать своих сторонников без партсобраний и сети партийных активистов. Массовые партии перестают быть нужными, продолжая существование больше по политической инерции. Конечно, можно создать и новую массовую партию: по административной разнарядке или за деньги. Но без этих стимулов завлечь людей в массовую партию уже не удастся. Политическая жизнь выросла из партийного кафтана, сшитого по меркам середины позапрошлого века.
Политические партии в новую эпоху, по существу, съёживаются до парламентских стен, и снова чем-то напоминают партии эпохи до первой коммуникационной революции. Но связь партии с теми, чьи интересы она представляет или хочет представлять, становится иной, современной. В народ, к своим избирателям, они прорастают не массовым членством в партии с газетами, собраниями и партийными активистами. Интернет-сообщества, социальные сети заняли место партийных масс и активистов. Зрелище непривычное для политика или чиновника, выросшего на реалиях XX века: вместо организованных партячеек и парторганизаций со списочным составом членов и протоколами собраний - нечто аморфное, перетекающее из одного в другое и утекающее промеж пальцев при попытке управлять партстроительством традиционными методами. Но именно это новое, аморфное, кристаллизующееся не в виде партийной структуры, а вокруг лидеров, и начинает показывать эффективность в достижении политических результатов.
В этих условиях индивидуальное членство в партиях и их численность перестают играть какую-либо роль вообще: роль, которую играли прежде партии, может играть один человек, как, собственно, это на самом деле часто и происходит. Наиболее яркий пример – Жириновский, а ЛДПР при нём – дань законодательству и партийным традициям доинтернетной эпохи. Велики шансы на хорошую долю голосов избирателей и у Навального, если он выступит как «человек-партия». Ещё один вероятный «человек-партия» - Удальцов – начал теснить традиционную массовую партию, КПРФ, на её поляне.
Но, конечно, парламентаризм не готов трансформироваться в какие-то новые формы, соответствующие современным формам политической активности и политических коммуникаций. И хорошо, что не готов – государственное устройство должно быть устойчиво и консервативно, так как государство действует в интересах всего народа, в том числе и того большинства, которая далека не только от политической активности, но и от интернета. Поэтому объявить, что любой Навальный в одиночку может объявить себя политической партией нового типа и выйти со списком на выборы – значит тут же обречь политическое поле на сотни тысяч таких «одиночек», 90% которых окажутся на поверку городскими сумасшедшими. Но думается, что и минимальная численность 500 человек приведёт к тому, что партий возникнет не меньше сотни. Если, конечно, не будет включён административный ресурс с соответствующим фильтром, что дискредитирует декабрьские обещания руководства страны по либерализации политической системы.
Таким образом, значение массовости и численности вообще для политических партий уходит в прошлое, и, думается, безвозвратно. Использование критерия численности при создании нового партийного ландшафта представляется в этой ситуации явным анахронизмом. Но, конечно, при создании партий необходимы определённые критерии, правильнее сказать - эффективный фильтр, который нужен для того, чтобы на выборы могло выйти не более 15-20 партий, представляющих все основные политические направления. 70-100 партийных списков, появившихся в избирательном бюллетене по принципу «не менее 500 членов в партии», дезориентируют избирателя и вызовут прилив тоски по временам семи партий или даже временам одной КПСС (хотя, может быть, кто-то во власти именно этого и хочет?)
О том, каковы же должны быть критерии отличия политической партии в новую информационную эпоху, и следовало бы задуматься сейчас.
