Надо писать о важном. О том, что реально волнует людей.
А что сегодня их реально волнует?
Вот у нас в подъезде – я знаю, в нашем подъезде людей волнует, куда делись 206 тысяч рублей, снятые со счёта председателем товарищества собственников жилья.
А шире?..
Выхожу на улицу, с пытливым ужасом вглядываюсь в лица жителей Северного округа столицы. Какие-то непроницаемые... Много раскосых, смуглых. Не то скифы, не то азиаты – поди догадайся, что их волнует.
Пятна креозота. Радиоактивный щебень. Сплющенные банки из-под «Ярпива». Наблёвано.
Абсолютно уверен, что боги, создавшие этот зыбкий и неуютный мир, были безумны и давно умерли.
То ли дело в нашем твёрдом настоящем мире идей!
Всё понятно и всё прекрасно: и демотиваторы, и подписи под ними, и юзерпики. Айне колоннен марширен, цвайне... Всех волнует понятно, что: Ксения Собчак и Чулпан Хаматова. Элегантный обмен мнениями. У меня тоже есть. Но воздержусь.
Настоящему мыслителю интересно не то, что думает о себе Ксения Анатольевна, и не то, что думаем о ней мы, а то, что можно подумать, наблюдая за думающими о том, что она о себе думает. Вот где зарыт главный смысл.
Почему история о том, как Ксения Анатольевна чуть было не поссорилась с Чулпан Наилевной, оказалась столь питательна для наших умов? Потому что дарит нам возможность побыть совестливее кого-нибудь из её участниц. В идеале – совестливее обеих.
Быть совестливее – это сейчас тренд такой. Очень нужный, очень важный, чрезвычайно модный – и при этом почему-то совершенно неотрефлексированный. Все делают это, но мало кто отдаёт себе отчёт в том, что именно он делает. А ведь в свете этого тренда совершенно иным видится смысл происходящих в стране событий.
Смотрите: некоторое время назад мы были совестливее Правительства. Потом стали совестливее Церкви. Мы узнали этот солёный вкус и теперь бросаемся с рычаньем на всё, что подаёт признаки жизни.
Вокруг того, что не подаёт, ходим боком, урча и нервно подрагивая, как хищники вокруг свежезарезанной туши. Кто первым набросится? Кто набросится на того, кто первым набросится?
По-научному говоря, осуществляем конкуренцию за дефицитный ресурс.
Конкуренция всегда возрастает за то, чего на всех не хватает. За корм, за самок, за места для гнездовий, за водопой. А тут в роли дефицитного ресурса – совесть. Именно её не хватает. Штуки, отвечающей на вопрос «Как надо жить».
Помнится, в советские времена с «надо» никакой напряжёнки не было. «Надо» было в избытке, на любой вкус. А потом оно вдруг исчезло. Совсем. Мы этого даже и не заметили, только поудивлялись, почему это вдруг стало совершенно невозможно смотреть телевизор, а потом – то ли удивляться перестали, то ли смотреть... Привыкли. Нам и советского запаса «надо» для жизни хватило.
Однако выросло поколение, никогда не пробовавшее этого витамина, и оказалось, что совсем без «надо» людям нельзя. Что его хочется. Что совесть – это удивительно вкусно, игристо и остро. Случайно ли молодые с таким жаром бросились на борьбу с Системой, под которую были специально выращены на мультиках про дядюшку Скруджа и роботов-трансформеров, которая от них ничего, кроме безучастности, не требовала?
Я долго удивлялся, пытал их: «Ну вот не изберут вам Путина. Тебе-то это зачем? Тебе-то с этого что?» Они мне отвечали что-то дико непрагматичное, что-то невозможно прекраснодушное, про будущее детей и жизнь в этой стране. Это СОВЕРШЕННО не вписывалось в принятые всеми нами правила жизни, поэтому я не верил. Не верил очевидному – их действительно именно это волнует. Теперь уже.
Может, это такой закон сохранения духовной энергии. Если долго обходиться вообще без совести, неизбежен бурный её прилив. Тогда «по совести» начнёшь даже в туалет ходить, а не то что на какие-нибудь там выборы.
У растений, которым не хватает света, листва тянется туда, где кажется, что его достаточно. В результате искривляется крона. У нас весь этический «нормативный дискурс» сводился к двум-трём вопросам: отношение к гомосексуалистам, отношение к трудовым мигрантам, - в общем, пресловутая толерантность: «Совесть у тебя есть? Ну вот и толеранься, терпи». И вдруг оказалось, что про совесть можно орать. Что ею можно размахивать, можно мериться, у кого больше…
Общество отрастило в направлении несуществующего, отменённого института нравственности гигантскую «свободную валентность». Непонятно, радоваться ли этому, ведь закрыть её по-прежнему нечем, так что неизвестно, что из этой нестабильной структуры получится. Присоседится к свободной валентности что-нибудь не то – и бах, взрыв.
Или будет она в эту пустоту тянуться, пока не обрастёт мускулами и не материализуется в какой-нибудь доселе неведомый социальный орган.
Так уже было, помнится . Мрачные рукастые рыбы ползут на береговую жижу, смышлёно таращатся на окрестные папоротники и хвощи, примериваются, как ловчей обжить этот мир, считают его своим...
Что ж, говорят, эволюция – это когда что ни делается, всё к лучшему.
Не сказать что узнаю, не сказать, что безоговорочно принимаю, но звоном щита на всякий случай приветствую. Трудно жить в Северном округе столицы, где за двадцать лет была построена всего одна поликлиника. Пусть без поликлиник, так хотя бы с совестью будем? По крайней мере, попробуем.
Может быть, и наши 206 тысяч рублей тогда найдутся.
