Продолжаю делиться наблюдениями о нынешней предвыборной кампании. Часть из них я уже опубликовал. Повторю, что мои наблюдения не претендуют на всеохватность и носят сугубо субъективный характер
Во-первых , лозунг «За честные выборы», рожденный неприятием части избирателей итогов парламентских выборов, оказался упрощенным до предела. Он сейчас свелся к требованию объективного подсчета голосов. Это, конечно, важно, но отнюдь не решает проблему честных выборов. Скорее, наоборот, имитирует. Задача выборов — адекватно отразить общественное мнение по поводу власти, и фальсификация подсчета, конечно, может исказить картину. Однако, не столь фундаментально, как многим представляется. Кроме того, это опасное занятие. Гораздо эффективней и безопасней формировать общественное мнение между выборами. Вопрос в сквозной честности, прозрачности и объективности всего избирательного цикла. Если создать правила игры, которые дают преимущество тем или иным политикам, уже не придется заниматься подтасовками в день голосования и честно посчитать результат. Действительно, Владимиру Путину не нужны фальсификации 4 марта. Как ни парадоксально, он действительно, заинтересован в объективном подсчете. Будут ли при этом выборы честными — вопрос другой. Нельзя повестись на подмену честных выборов честным подсчетом голосов.
Во-вторых , за прошедшие двенадцать лет Россия стала совершенно другой по уровню жизни страной. Не стоит, конечно, забывать о нефтегазовых причинах ее благополучия, но даже новейшая история не имеет сослагательного наклонения. Все, что можно было достичь с помощью мягкой, авторитарной и ограниченной модернизации, уже достигнуто. Страна переходит к новому своему качеству, возможности проведения консервативной модернизации исчерпаны. Власть может осложнить переход или, напротив, гармонизировать. Этот критерий лежит в основе нынешнего выбора президента. Раздающиеся с обеих сторон аргументы прошлого — от «что вы делали в 1990-е?» до «что мешало за 12 лет сделать то, что обещает теперь?» — ведут никуда. Политика всегда и везде о будущем. Политик, активно апеллирующий к прошлому, должен уходить в университетские профессора истории.
В-третьих , России пора избавиться от пережитков комплекса «сильной руки». Большинство государств мира, включая самые демократические, использовали на разных этапах политику «сильной руки». Россия — не исключение, но это не ее национальная особенность. Наличие «сильной руки» не сплачивает элиту, вопреки общепринятому мнению. Например, Ленин, Свердлов, Троцкий и Сталин были сторонниками именно такой политики, но занялись взаимным уничтожением. Сегодня многим сторонникам «сильной руки» Путин кажется недостаточно жестким, националистичным и антизападным, они себя при нем не могут политически реализовать и в этом парадоксальным образом смыкаются с его либеральными оппонентами.
В-четвертых , одной из реальных интриг является будущее президента Медведева. С одной стороны, он потерял репутацию самостоятельного политика. Сегодня от него отвернулись почти все, кто еще недавно видел в нем своего лидера. Ему ставят в вину то, что он выполнил договоренности с Путиным и не пошел на конфронтацию с ним, в том числе на выборах; не отправил правительство в отставку и не создал своей партии. Никто не задумывается о политических и моральных последствиях таких решений. Медведев — первый, видимо, лидер, не пытавшийся надеть костюм «национального мессии», являющийся обязательным условием сакральности власти в России. Он был президентом «без шапки Мономаха». Ближайшее политическое будущее Медведева гарантировано Путиным, младшим партнером которого он, безусловно, останется. Более отдаленное — зависит от многих факторов, но не обязательно столь жалкое, как его сегодня описывают недавние сторонники Медведева. Я бы совершенно не списывал его со счетов. Не вижу причин предрекать ему провал на посту премьера при Путине, особенно если ему удастся собрать хорошую команду и ограничить свою роль экономикой. Хотя, конечно, России сегодня нужен премьер не из путинской команды, а из молодых высших менеджеров успешных российских компаний, который будет держаться далеко от политики и публичности, но станет методично заниматься разруливанием экономических проблем.
В-пятых , серьезный ущерб понесла «Единая Россия», которая не только лишилась статуса «путинской», но и перешла под крыло Медведева, демонстративно ее игнорирующего. Эволюция власти после выборов приведет к прикладному ребрендингу ЕР с целью укрепления власти, а не партии. Но грядущая политическая реформа приведет к размельчению оппозиционных партий, смене их лидеров и, соответственно, росту конкурентных преимуществ ЕР. У ЕР, как это не парадоксально, появляется шанс стать партией. Но роль традиционных партий в России понижается, они будут постепенно вытесняться массовыми политизированными, но менее формализованными движениями без принципа личной лояльности лидеру. В этом плане Россия к 2018 году будет ближе к мировым политическим трендам. Относительная неудача невнятного Общенародного фронта, на который отчасти стал опираться Путин, больше говорит не о неправильности его модели, а о неумении ее использовать.
В-шестых , перед каждым кандидатом в президенты стоит задача получить больше голосов, чем набрала его партия на декабрьских выборах. Это не получится у всех. Самому Путину требуется набрать больше, чем набрала ЕР, особенно в регионах, где она выиграла у других партий. Рейтинг ЕР — единственный реальный соперник Путина. Остальных он выбрал для себя сам. Прохоров, единственный беспартийный кандидат, свободен от этого давления, однако ему нельзя набрать меньше, чем, скажем, набрала на парламентских выборах партия Явлинского и другие не прошедшие в Думу партии. Судя по всему, ему это удастся. Рейтинги Прохорова косвенно показывают неэффективность российских партий. Прохорову надо продумать смысл, цели и структуру организации, которую он начал создавать, чтобы не воспроизвести отмирающую политическую форму. Тем более что в стране постепенно складывается консенсус по поводу основных приемлемых вариантов развития национальной экономики на ближайшие годы. В политической сфере ситуация прямо противоположная — уровень как рисков, так и возможностей растет, увеличивается уязвимость власти и, соответственно, запрос на содержательную политическую оппозицию ей.
