20 января в редакции «Русского журнала» состоялось первое заседание Гефтеровских чтений-2012: "Авторитарный человек и его языки". Статья социолога Андрея Хохлова продолжает тему этого заседания.
* * *
Мы привыкли использовать спекулятивные термины в самых разных контекстах, и наделяя их смыслами, которые понятны только нам самим. Перенесенные произвольно из публицистики в научный дискурс, эти слова: «тоталитарный», «авторитарный», «недемократичный» - фактически искажают предмет научного исследования и ставят в крайне затруднительное положение самого исследователя, который вынужден соблюдать идеологическую корректность. Отсюда, эти бесконечные оговорки, недомолвки и «птичий» язык современных ученых. К тому же значение терминов меняется со временем, и они перестают отражать современную действительность.
Давайте вспомним, так называемые, «пеленочно-сосочные» теории, популярные в 50-х годах прошлого века в США. Тогда всерьёз утверждалось, что авторитарный характер русской власти и народа связан со способом пеленания младенцев. Дескать, чем туже завернуть в пеленки дитя, тем скорее ребенок вырастет авторитарной личностью. Позже в научный обиход вошли психоаналитические объяснения авторитарности, когда определенные личностные характеристики переносились на социальные группы. Даже сегодня мы легко соблазняемся столь простыми объяснениями сложных явлений, полагая, что во власть попадают исключительно люди с авторитарным типом личности. И нас нисколько не смущают примеры из жизни, когда приятные в общении и мягкие по характеру люди, оказавшись «при должности», быстро превращаются в монстров.
Очевидно психологизация проблемы авторитарности уводит нас от понимания сути этого феномена в дебри эмоциональных и идеологических оценок.
Даже если согласиться с мнением, что все люди авторитарны по своей природе, то как тогда объяснить довольно сильное влияние гуманистических идей и наличие демократических систем, которые ещё называют цивилизованными? Авторитарии строят антиавторитарные общества? Как-то нелогично выходит.
Наконец, возможно ли считать авторитарными личностями целые социальные группы, например, бюджетников из Бирюлёва, если часть из них допускает ксенофобские и просто жесткие высказывания? Разумеется, что нет; расовые и ксенофобские стереотипы свойственны и вполне «заслуженным» гуманистам и демократам. Также, нелепо утверждать, что на протестные митинги в Москве приходят «культурные и прогрессивные» граждане, а за власть голосуют сторонники кнута и решетки.
Мне думается, что нужно говорить не об авторитаризме вообще, а о конкретных политических практиках и структуре управления государством. Тогда авторитарность проступит отчетливо и недвусмысленно, как чернильная клякса в тетради нерадивого ученика.
Политический режим, который связывают с именем Владимира Путина (не совсем точно, поскольку его основы заложила команда Ельцина) имеет все признаки авторитарности: демонстрация патерналистской воли, постоянная аппеляция к воображаемым угрозам извне, покровительственные интонации в голосе всех госчиновников, которые вступают в общение с народом, сакрализация стабильности (психоаналитик усмотрит в этом желание вернуться в материнскую утробу), недоверие гражданской самостоятельности, пренебрежение принципом разделения властей.
Система проявляет себя как авторитарная в отношениях с обществом, независимо от личных качеств и убеждений членов правящей группы. Кудрин, Медведев, Путин могут высказывать любые гуманистические идеи, искренне любить Россию и ненавидеть тиранов. Но – в реальном политическом амплуа - все эти люди будут оставаться авторами отсталой и косной авторитарной модели, как бы она не называлась: суверенная демократия или великая держава.
Выбор авторитарной власти - всегда сознательное решение политика и чиновника, пусть и не заявляемое публично. Точно так же и общественная поддержка режима зиждется на негласной договоренности: нас устраивает коррумпированная система, если позволяет нам добиваться собственных эгоистических целей, и мы закрываем глаза на безобразия в Кремле. Но, когда власть перестала соблюдать эту договоренность и начала «кошмарить» средних русских, те возмутились и потребовали честных выборов.
Что касается авторитарного языка глубинной, провинциальной России, то, здесь, всё не так очевидно. В глубинке, как в фильме Линча «Твин Пикс» - совы - не то, чем кажутся! Представителям местных элит приходится подстраиваться под федеральный стиль политического управления. Не удивительно, что показной раж и нарочитый сервилизм региональных номенклатурщиков выглядят комично в глазах столичной публики. Но на самом деле «уездное дворянство» вводит в заблуждение Центр, сохраняя на подведомственных территориях привычный уклад жизни. Не случайно среди провинциальных руководителей встречаются добросовестные и порядочные люди, которые пытаются помочь своей малой родине вполне бескорыстно. Мнение о региональных чиновниках как об отпетых мошенниках, отчасти не более, чем стереотип. Таким образом, авторитарная маска часто скрывает вполне гуманные смыслы.
Вообще, применительно к России, уместней говорить об авторитарных жестах, которыми пользуются власти всех уровней для поддержания атмосферы спокойствия в обществе. Практически все усилия режим направляет на то, чтобы заставить граждан поверить, что система вечна, что без «питерских» и «прокурорских» страна потеряет суверенитет, а граждане станут рабами внешнего врага. На более жесткие действия у Путина не хватает ресурсов и подручных инструментов. Поэтому власть постоянно формирует симулякры, которые раздражают образованных граждан и вызывают невроз «слипания» с Путиным в среде социально неактивных групп.
Особенностью русского авторитаризма является его мифологизированность. Так, если в Европе авторитарные языки маргинальны и находятся под подозрением у гражданского общества, то у нас авторитарность подпитывается мифами, залегающими в глубинах коллективного сознания: о «добром царе и злых боярах», о «врагах Отечества», о «народной власти и её завистниках», о «пятой колонне» и т.д.
Наш авторитаризм, как Кощей, прячет свою силу в языке власти. И, чтобы его обезвредить, необходимо поменять политическую грамматику.
