Ровно 25 лет назад, 17 августа 1998 года правительство России объявило дефолт по государственным краткосрочным обязательствам, курс доллара вырос с 6,2 до 24-25 рублей - и это привело к одному из самых мощных экономических кризисов в новейшей истории страны. Тысячи предпринимателей разорились, сотни тысяч людей вновь оказались на грани нищеты, а кто-то, наоборот, оказался в выигрыше. Среди последних, кстати, - ивановская текстильная промышленность, которая начала подниматься из руин именно после дефолта.
90-е годы вообще очень быстро превращаются в легенды и мифы - годы стирают из человеческой памяти даже существенные подробности, а стереотипы нередко подменяют всесторонний анализ. Поэтому, как представляется, сегодня так важны воспоминания тех, кто был очевидцем и участником тех событий и процессов. Не нам, так нашим детям и внукам это пригодится.
Поэтому мы сегодня говорим с теми представителями ивановского бизнес-сообщества, кто уже вел предпринимательскую деятельность в конце 1990-х годов и кто на себе прочувствовал все «прелести» этого кризиса - и тем не менее не только сохранил свой бизнес, но и впоследствии смог успешно пройти через остальные кризисы, которых в российской экономике уже было немало.
Евгений Рехтер
Запись в моей трудовой книжке: 1996-2000 гг. – управляющий филиалом «Ивановский» банка «Российский кредит».
Понедельник, 17 августа 1998 года прекрасно помню: сказать, что это был шок, – значит, ничего не сказать.
И хотя многое нам в 90-е годы пришлось постигать заново, а слово «дефолт» уже давно, как говорится, витало в воздухе, никто даже не мог предугадать все последствия этого события как для страны в целом, так и для каждого её жителя.
За три дня до этого памятного события по всем федеральным телеканалам показывали президента Ельцина, который твердо заверил: дефолта не будет.
Традиция обманывать народ, понимаешь…
Немногие сегодня помнят аббревиатуру ГКО – государственные казначейские обязательства. Признание Минфином РФ своей неспособности расплатиться по ним и привело к коллапсу молодой российской банковской системы, резкому – практически вчетверо – курсу доллара, крушению планов и надежд бизнеса, да и десятков, сотен тысяч людей, доверивших свои скромные, в подавляющем большинстве, сбережения коммерческим банкам.
Московское руководство Роскреда прямо и откровенно ставило задачу своим региональным подразделениям – операция «Пылесос»: собирать, собирать и ещё раз собирать деньги населения, прежде всего валютные сбережения.
Активная рекламная кампания, фантастические 12-14 процентов годовых по валютным вкладам, 0.5-1% сверх ставок банков-конкурентов – и люди несли деньги. Зачастую, последние.
При этом кредитование клиентов фактически было под запретом, все привлеченные средства уходили в головной московский офис банка, фактическим хозяином которого был небезызвестный и сегодня, только уже в Грузии, Бидзина Иванишвили.
И вот – полное фиаско: Москва запретила выдавать даже то немногое, что оставалось в кассе банка.
Из воспоминаний о тех днях: просыпаюсь в 3 часа ночи и уже не могу заснуть до утра, потому что знаю: у дверей моего банка уже стоит очередь из вкладчиков, которые стоят напрасно – денег опять не будет.
И хорошо знакомые люди, которые с тех пор перестали со мной здороваться: ведь, по их мнению, именно я «украл» их деньги.
А то, что я сумел «вытащить» в свой филиал из Москвы последефолтных рублей существенно больше, чем коллеги из других регионов – так это знаю только я, да ещё несколько сотрудников филиала. Да и бесполезна теперь эта информация.
И пара стентов в артерии, как следствие этих напряженных дней и ночей.
Не вдаваясь в подробности: «Российский кредит» выжил тогда – лицензию у банка отозвали только в 2015 году, когда все «нестандартные» перемещения средств были уже окончательно завершены.
А деньги, Зин?
Деньги остались у владельцев банка. Вкладчикам предложили так называемую «реструктуризацию»: постепенную выдачу валютных средств в рублях по курсу 10 рублей с копейками за доллар (на минуточку: при фактическом официальном курсе 25-30 рублей), корпоративным клиентам – векселя с рассрочкой до 10 лет на схожих грабительских условиях.
В общем, как обычно – проиграли все, кроме финансовых олигархов той «семибанкирщины» девяностых…
У простых и далеко не богатых людей рухнули не просто планы: это были первые годы, когда можно стало не только накопить деньги, но и потратить их на то, чего раньше просто не было. Например, оплатить лечение в частной клинике, купить недвижимость, съездить за рубеж. Появилась надежда на светлое будущее, которая была разрушена в один день.
Потом под покровительством ЦБ РФ «Российский кредит», кажется впервые, провернул схему, которая до сих пор используется в банковской системе: на дискредитировавший себя банк были повешены все «токсичные» (читай – невозвратные) активы. А для «живых» денег Б.Иванишвили выкупил маленький и до тех пор мало кому известный «Импексбанк».
Определенное время я совмещал должности управляющего филиалом «Российского кредита» и директора филиала «Импексбанка» в Иванове. Потом «наверху» решили, что нехорошо хорошему филиалу иметь «токсичного» руководителя. И в Импекс пришел новый, не «запятнавший» себя дефолтом директор. После чего я посчитал свою дальнейшую работу в Роскреде бесперспективной.
А «Импексбанк», резко поднявшийся на невозвращенных долгах, был через несколько лет удачно продан Райффайзенбанку. В этом успешном кредитном учреждении и ваши денежки, погоревшие ивановские бизнесмены и вкладчики «Российского кредита»…
Потом были ещё полтора года руководства небольшим и совершенно «пустым» московским банком, интриги среди хозяев которого не позволили более трудиться там, и моя десятилетняя банковская карьера на этом завершилась.
Хотя опыт, приобретенный в те непростые годы, здорово помог мне в дальнейшей трудовой деятельности на финансовом поприще, только уже по другую сторону банковской стойки.
В общем весь российский бизнес, и ивановский – не исключение, здорово пострадал ровно четверть века назад. О простых людях уже и не говорю – можно долго вспоминать частные неприятности и даже трагедии того времени.
Хотя сейчас, перед лицом новых, открывшихся почти полтора года назад обстоятельств, те беды и невзгоды уже кажутся такими маленькими и несущественными…
Павел Хейфец
В 1998 году у меня было несколько компаний, в основном, мы занимались оптовой торговлей. Забегая вперед, скажу, что полностью выпутаться из проблем 1998 года мне удалось только в апреле 2001-го.
Ощущения после дефолта у меня были тройственные, потому что у меня было три серьезных проблемы одновременно, и возникли они именно в августе 1998 года. На тот момент мы работали с Украиной – по ткани, и у нас взаиморасчеты, естественно, были привязаны к доллару, оттуда я получал металл и отправлял его в Прибалтику – тоже были привязки к доллару. И у меня были здесь внутренние расчеты в рублях. Был кредит под определенные проценты, ставка по которому в августе и сентябре стала резко расти, а возможности перекредитоваться и досрочно погасить кредит не было. Плюс у меня были привлеченные средства в долларах. А после того, как доллар скакнул, мои обязательства выросли в 4 раза.
Украина на тот момент не смогла рассчитаться кратно росту, потому что у нас были согласованы цены – тут я пролетел. С Прибалтики не смогли вовремя прислать валютную выручку. И хотя они ее в итоге прислали, но не уложились в 180 дней, и по мне таможня завела здесь уголовное дело, и я из этого выпутывался очень долго. Хотя все-таки выручка к моменту, как они заводили дело, пришла в страну. Было только формальное нарушение срока. Правда, в итоге я сумел отбился, хотя три месяца на это ушло.
С кредитом и займом получилось очень сложно – и разрулилось только к апрелю 2001 года.
Плюс как раз в августе ко мне пришла налоговая полиция: потом выяснилось, что они отслеживали одного человека, прослушивали его телефон. А у меня с ним были телефонные контакты, мы созванивались и общались. И они посчитали, что я содействую ему в его делах, завели уголовное дело, у меня дома были обыски, были обыски в офисе и у сотрудников, и 8 месяцев нам работать не давали. Потом уголовное дело прекратили с формулировкой «за отсутствие состава преступления».
Даже при всем этом мы сотрудников не сокращали – я только договорился с ними, что поскольку с деньгами были очень большие проблемы и объем продаж снизился, зарплата была снижена на определенный процент. И люди на это согласились, никто не увольнялся. И удалось сохранить коллектив – не знаю как, почти чудом.
Для меня это был самый тяжелый кризис – потом были потери разного масштаба, но этот оказался почти катастрофой. Я в некоторые моменты не верил, что удастся справиться, и думал, что придется прекращать деятельность.
Конечно, такие испытания повлияли и на меня, и на то, как я стал дальше строить бизнес. И в целом для многих предпринимателей это был очень жесткий переломный момент: он больше касался тех, кто не имел ресурсов, доступа к государственным деньгам. Таких тряхануло очень крепко: кто-то прекратил работать, кто-то еще много лет рассчитывался с долгами. А кто-то смог заработать прямо в ходе кризиса или благодаря его последствиям.
Сергей Шестухин
В 1998 году я уже занимался бизнесом, у меня был в Шуе ресторанно-развлекательный центр, сейчас уже не помню, как он назывался. Конкретный день 17 августа я не помню – ситуация с падением рубля до нас доходила волнами. Плюс информационное пространство тогда было совсем другое, интернет был редкостью. Конечно, у всех сначала была некоторая оторопь, шок. Кто-то успел предпринять какие-то шаги, кто-то нет.
Я в 98-м почти ничего не успел сделать, разве что на все деньги, которые были в рублях, успел купить шуйской водки на заводе. Она тогда еще не подорожала. Затарил полностью большой гараж.
Это оказалось плохое вложение – потому что шуйская водка подорожала только через полгода после дефолта, и пришлось потихоньку ее продавать, в том числе по цене, близкой к цене закупки, потому что деньги были нужны для работы и всего прочего.
Увольнять никого не увольнял, я ни в один кризис так не поступал, потому что люди всегда - это самое ценное в бизнесе. И из своего имущества я тогда ничего не продавал - как-то пережили этот момент. Бизнес был более-менее рентабелен, вообще тогда было легче строить бизнес, поэтому потеря накоплений была ощутимая (потерял я тогда порядка 20-30 тысяч долларов, думаю), а на самом бизнесе это особо не сказалось. Может быть, это специфика ресторанного бизнеса: у нас был даже какой-то подъем. Заработки просели относительно доллара, но в рублях они стали выше. И в целом все было неплохо. В 2008 году, кстати, то же самое, мы тогда хорошо зарабатывали.
После дефолта я пытался некоторое время хранить деньги в долларах, но потом понял, что это абсолютно непредсказуемая история, не моя. Потому что когда у меня есть деньги, мне их проще вложить в дело, чем хранить в той или иной валюте.
Да, были коллеги, которые разорились: закрывались магазины, какие-то точки общепита, другие фирмы. Но мне кажется, для малого бизнеса в России кризис – это все-таки время возможностей. С одной стороны, ты несешь потери, с другой – у тебя конкуренты выпадают. И их работники высвобождаются. И если ты можешь себе позволить гибко вести бизнес - а малое предпринимательство именно такое - кризис всегда дает тебе шанс.
Сергей Звонов
Я не очень помню 17 августа 1998 года - 25 лет прошло. Мы уже тогда строили, и на нашу отрасль этот кризис сиюминутно не повлиял никак. Потому что импортные материалы практически не используем: у нас кирпич наш, цемент, песок, металл - наши. Лифты, отделочные материалы составляют незначительную долю в себестоимости жилья. Так что строительный комплекс практически не заметил дефолт.
Кризис, наверное, в первую очередь повлиял на те структуры, которые работали с долларом: хранил сбережения в долларах или брал займы в тех самых условных единицах. То есть любые расчеты или финансовые обязательства в долларах привели к проблемам. Там беда была колоссальная.
Вторая сфера, где он отразился, - это импортные товары. Тогда, наверное, это бытовая техника, автомобили и другие потребительские товары, на них цены выросли в разы.
Мы почувствовали кризис в гораздо более мягкой форме и гораздо позднее, когда начал снижаться спрос на рынке жилья. Но это очень долгосрочный процесс и сказался он на нас опосредованно.
Эдуард Мошкарин
В 1998 году я работал в «А-Грифе», и мы тогда активно развивали полиграфическое направление. Мы как раз в 98-м привезли и установили первую печатную машину из Германии. И с ней мы попали - но не в связи с дефолтом.
За год до этого я писал бизнес-план на получение господдержки - тогда фонд поддержки малого и среднего бизнеса выдавал на развитие бизнеса кредиты под ставку рефинансирования. У коммерческих банков ставки в 96-97 годах были выше, и это было выгодно. В начале 1998 года мы этот кредит получили, заказали в Германии машину, там срок поставки примерно 6 месяцев. Кстати, из всех, кто тогда эту поддержку получил, деньги вернули государству только мы и «Красная Заря» - все остальные разорились.
А потом, где-то за полгода до дефолта, начала резко расти ставка рефинансирования, став в несколько раз выше ставки по коммерческим кредитам - и у нас была очень напряженная ситуация. Мы уже начали платить проценты за пользование деньгами, нам надо было готовить помещение под машину... А все разводят руками: в договоре написано, что под ставку рефинансирования - будьте любезны платить. Было очень тяжело. А потом оказалось, что нам в общем-то повезло, потому что кредит был рублевым, а многие на тот момент если брали кредиты, то валютные, потому что по ним ставки были намного ниже. И вот они попали по полной программе.
Сам дефолт нас не сильно зацепил - я помню эту историю, когда доллар скакнул и люди начали разоряться. Мы стали жить сразу в новых реалиях, нам не пришлось перестраивать финансовую модель.
