Последние
новости
Интервью

Сергей Кустов. Бороться до конца

Разговор без купюр
24 мин
12 февраля, 2018
Алексей Машкевич
Фото: Варвара Гертье

Все ждали, что уголовное дело гендиректора и главного редактора ТРК «Барс» Сергея Кустова превратится в мыльно-уголовную оперу в эфире каналов медиагруппы. Но получилось так, что первый раз все детали истории Сергей рассказал мне для публикации на «бумаге», смерть которой он предсказывает в каждом своем публичном выступлении об отрасли. Ниже разговор без купюр. Можно увидеть некий символ, что состоялся он в День российской печати – но это случайное совпадение. Просто была суббота, а на буднях встретиться не получалось.


- Ты долго ничего не рассказывал о своем уголовном деле, и я, когда писал о нем, узнавал детали из других источников. Почему, имея в управлении медийные ресурсы, ты молчал?
- Я не всегда молчал. Когда следствие фактически завершилось, написал коротко в «Фейсбуке».

- «Фейсбук» – это личная страничка.
- Я не считаю правильным, если бы во время следствия «Барс» активно освещал уголовное дело, где фигурирует действующий главный редактор канала. Хотя, разумеется, августовские события требовали именно того, что мои коллеги сделали.

- Но ты и на личные вопросы отвечал: «Не буду ничего говорить».
- Я старался дать возможность следствию спокойно работать. Сейчас следствие завершено, все допрошены, так называемые доказательства собраны.

- Давай послушаем твою версию того, что произошло 10 августа 2016 года в исполкоме «Единой России».
- С начала 2016 года мы с Ильюшкиным вели переговоры об оказании «Барсом» информационных услуг. На переговорах он выступал как заместитель губернатора, отвечающий за внутреннюю политику. Следствие настаивает на том, что он якобы вел переговоры от имени партии и ее кандидатов. Однако переговоры с ним велись именно как с представителем власти, который отвечает за внутреннюю политику и взаимоотношения власти и СМИ – на тот момент больше и не с кем было на эту тему разговаривать.
Параллельно он прилагал усилия для снятия меня с должности главного редактора «Барса»: проводил совещания у губернатора, выкладывал стопки бумаг о том, как «Барс» себя неправильно ведет. Департамент внутренней политики отсматривал эфир телеканала с утра до вечера, мониторил сайт Ivanovonews, перепечатывал с него комментарии пользователей.

- Хорошая работа!
- Отдельная папка, которая готовилась департаментом каждую неделю, ложилась на стол Ильюшкину и передавалась губернатору Конькову. И каждую неделю я узнавал, что «Барс» плохой, что всё делает не так и что давно пора Кустова уволить…

- Ты был источником зла, ясно.
- Переговоры с Ильюшкиным были связаны в том числе и с этими идиотскими подсчетами позитива и негатива: нужно же было как-то выстраивать отношения, потому что могла быть пройдена точка невозврата и…

- …и сотрудничество «Барса» с правительством стало бы невозможным?
- Госмашиной была бы просто объявлена война на уничтожение. Я не тот человек, который бежит навстречу поезду и кричит «Задавлю!». Как бы я ни относился к Ильюшкину, к Конькову, к кому бы то ни было, переговоры – лучше войны.

- Не секрет, что госконтракты – источник денег для СМИ. Что этого стесняться? Коммерческие рекламодатели уходят как класс.
- На «Барсе» все-таки коммерческих денег больше, чем денег по госконтрактам. И Коньков, и Ильюшкин не раз мне говорили: если не будет госконтрактов, «Барс» закроется. Это не так. Если канал лишится государственной поддержки – значит, я должен буду сократить расходы. Количество контента станет меньше, возможно, пострадает и качество, но «Барс» не умрет.

- Слухи о смерти «Барса» ходили еще во времена моего директорства, семнадцать лет назад. Интересная тема, мы о ней как-нибудь отдельно поговорим.
- С того момента, как Ильюшкина назначили заместителем губернатора, и до 10 августа была постоянная борьба нервов, я за те девять месяцев очень устал. Такого давления на меня не было никогда в жизни, хотя в моей практике были единороссовские слушания в облдуме по поводу содержания «Ивановской газеты», похожие на партийные проработки из советского прошлого.

- Надо отдать должное Виталию, он был системным человеком: когда хотел испортить жизнь, делал это не останавливаясь.
- Он жестко и последовательно это делал. К давлению прибавилось решение о выводе меня из Общественной палаты. Я никогда не настаивал на своем участии, и когда мне аккуратно намекнули, что там больше меня не видят, в борьбу вступать не стал. Потом выдавили из руководства Союзом журналистов.
Ильюшкин записывал разговоры со мной, хранил все СМС, которыми мы обменивались, – всё потом представил следствию. Он с самого начала понимал, к чему ведет.

- Считаешь, 10 августа было принято не спонтанное решение?
- Это было не спонтанно. Он всё готовил на протяжении этих восьми месяцев, вовлекая людей, которые об этом не знали.

- И использовал положение замгубернатора?
- Да. Тут нужно понимать, что дело не в увольнении Кустова. Я ушел бы, если бы от этого ситуация для «Барса» поменялась. Но не было бы меня – точно так же давили бы другого. Ильюшкин мечтал забрать «Барс» под свой контроль, в свою медиаструктуру с радиостанциями. Он путал статус госслужащего и личный бизнес. Дело доходило до того, что Ильюшкин предлагал: «Давайте запустим еще два телеканала на территории области…»

- Я слышал такие разговоры.
- «…Только надо ставить моего человека. Давайте, мы инвестируем деньги. Но только не Кустов этим должен заниматься». Понятно, что крупные проекты – это всегда интересно, амбициозно. Но есть реалии: рекламный рынок небольшой, один частный телеканал в Ивановской области с трудом справляется, а два, три телеканала – это уже маразм, и никто бы ничего не инвестировал. Но в борьбе использовались любые завиральные идеи.

- И тут выборы в Госдуму.
- Сначала праймериз. У нас было несколько разговоров о корректировке информационной политики, которой он добивался. У Ильюшкина был пунктик по поводу так называемого информационного фона. Его не столько агитация волновала и даже не пропаганда, а любая негативная повестка – вплоть до информации об убийствах, к примеру, или ДТП. Он и вся государственная машина работали на то, чтобы в отношении «Барса» осуществлять полноценную цензуру.

- У тебя же есть в прайсе сюжет в «Новостях», участие в «Актуально». Почему считают, что журналисты и редакции должны работать бесплатно? Хотите результат? Купите его!
- Разговор шел не только о покупке конкретных «Актуально» или репортажей в новостях, а о преобладании так называемых позитивных репортажей (но правдивых) на некоторое время. По мысли Ильюшкина, увеличение «позитивных» репортажей автоматически снижает «негативные».

- Тебе нужны были деньги?
- «Барсу» нужны были серьезные деньги – на обновление телевизионной техники. Технологии давно ушли вперед, и они стоят недешево. Ради этого я готов был идти на компромиссы.
Хотя дело не только в этом. Какой был выбор? Первый вариант – не соглашаться и получить в ответ военные действия, которые вполне могли закончиться закрытием канала. Во время предвыборной кампании речь идет не только о взаимодействии «Барса» с Коньковым, Ильюшкиным, партией. Это взаимодействие с более высокими инстанциями. И понятно, что люди, отвечающие за внутреннюю политику в Ивановской области, строчили бы наверх служебные записки. И против «Барса» уже была бы не какая-то областная вертикаль. Мы же знаем примеры Калининграда, Екатеринбурга, Омска – телекомпании, в разы финансово сильнее «Барса», просто сравняли с землей.
Второй вариант – найти какой-то компромисс, договориться о перемирии, чем-то пожертвовать, но сохранить компанию. Переговоры о деньгах для «Барса» – действия в рамках этого варианта.

- Давай все-таки к твоему делу.
- Давление было такое, что я понимал: я буду вынужден пойти по второму варианту. Поэтому я пытался добиться для «Барса» максимума возможного. Именно поэтому шли долгие переговоры, которые Ильюшкин, скорее всего, записывал. Он же мне в открытую предлагал взятку.

- Тебе лично?
- Да, находясь в своем кабинете заместителя губернатора. Предлагал эти миллионы. Когда я ему говорил: «Виталий Владимирович, вы мне предлагаете за эти деньги работать в штабе как менеджеру?» – он откровенно мне отвечал: «Нет, вообще ходить никуда не надо, делать ничего не надо, просто возьми». Сейчас я понимаю, что тот разговор тоже записывался. Но я отказался, сразу рассказал об этом коллегам. Как мне потом говорили силовики: «Если бы ты первый написал заявление, он бы сел, а не ты». Но я не стал этого делать.

- Жалеешь?
- Нет. Считаю, принял правильное решение. Последствия другого решения были бы критичны для компании.
Потом было еще несколько попыток, намеков: мол, ты съезди к Кате Алексейчевой, она тебе денег даст.

- Девушка с деньгами Катя Алексейчева в твоей истории постоянно присутствовала?
- Именно с Алексейчевой был последний длинный разговор на тему «информационного фона».

- У Алексейчевой какой статус был на тот момент?
- В материалах дела она фигурирует как пресс-секретарь местной «Единой России».

- Это по Трудовому кодексу. А по понятиям была уполномочена решать с тобой финансовые вопросы?
- Ильюшкин представил мне ее как человека, который может вести переговоры от его имени. Кто она? Как она трудоустроена? Мне было всё равно. Для меня она была представителем Ильюшкина. У нас был с ней разговор, который она записала, передала следствию, хотя оригинал записи якобы потеряла.
При умелой компиляции любой разговор можно извратить. А разговор был жесткий, потому что степень давления к тому моменту достигла пика. Ильюшкин, кивая на интересы партии и губернатора, заставлял меня снимать репортажи с эфира – даже когда я находился в отпуске. (Безо всяких денег и договоров.)
Но даже тот записанный Алексейчевой разговор, что есть в деле, он не о вымогательстве взятки – там есть мои слова о том, что деньги они могут переводить, как хотят. Безналичным путем в том числе – на счет «Барса», а не мне в карман, как предлагал Ильюшкин. Кроме того, я говорил, что каких бы мы ни достигли договоренностей, на нарушения избирательного законодательства «Барс» не пойдет.
Алексейчева сказала: «Я всё передам». И 5 августа состоялся разговор с Илюшкиным на ту же тему. Он был записан правоохранительными органами уже на официальной основе.

- Тебя тогда уже взяли на официальную разработку?
- Да.

- А заявление на тебя кто написал?
- Из материалов дела следует, что некто сообщил правоохранителям, и они вызвали Ильюшкина. А Ильюшкин им рассказал о «вымогательстве» Кустова. Само заявление Ильюшкин написал только 10 августа, перед моим задержанием.
В разговоре 5 августа меня поразило его начало: он вдруг стал говорить, что «Барс» якобы устроил для партии «мочилово» и эта редакционная политика «дает свои плоды». Сейчас очевидно, что он работал на камеру. Я ответил ему: «Барс» работает, как обычно, ни разу на планерках не было такого, чтобы я сказал: давайте ударим по «Единой России». Спецзадач я никому не ставил. А вы давите на «Барс» и заставляете работать ненормально. Если вы настаиваете и требуете работать ненормально – давайте обсуждать условия».
В разговоре мы оба обозначили, что договоренности никак не относятся к предвыборной агитации, а речь идет о том самом так называемом информационном фоне, против которого Ильюшкин боролся, составляя тонны макулатуры о «позитиве» и «негативе». При этом я предупредил его: в случае если возникнет серьезный скандал, «Барс» в любом случае будет его освещать.
10 августа утром мне позвонил Ильюшкин, сказал: «Приезжай за деньгами». Я настаивал на том, чтобы Алексейчева сама приезжала на «Барс» и сдавала их в кассу. К тому времени мой телефон прослушивался, и эти разговоры записаны.

- Они есть в деле?
- В деле их нет.

- Прелестно.
- Алексейчева заявила, что она в телекомпанию не поедет, хотя я предложил за ней выслать машину.
А днем мне позвонил Ильюшкин с предложением пообедать. Я поехал в ресторан «Москва», мы пообедали, поговорили на политические темы – наверняка этот разговор тоже записан, но в деле отсутствует.
После он сказал: «У нас сейчас в партии будет совещание. Туда приедет представитель «Справедливой России». Может быть, ты с ними поговоришь на тему выборов? Может, о чем-то договоритесь, в том числе и о финансировании предвыборной агитации «Справедливой России»?

- В штабе «Единой России»?
- Я сам слегка удивился этой конфигурации – замгубернатора, «Справедливая Россия» в здании, где «Единая Россия». И сказал: хорошо, давайте, я готов. Мы пошли на совещание. Там действительно был представитель «Справедливой России», приехавший из Владимира.
Это совещание также записывалось правоохранительными органами. Запись отсутствует в материалах дела – если ее опубликовать, включая список фамилий и что говорили, это будет большой скандал. Например, все узнают, как замгубернатора-единоросс совместно со «Справедливой Россией» и ивановской мэрией разрабатывал стратегию, как надо «мочить» коммунистов на выборах. Полагаю, ничто не мешало людям, которые это записали, передать материалы в избирательную комиссию – если, конечно, они за соблюдение законности, а не соучастники провокации.
А дальше логика простая: раз ты уже пришел, зачем мы будем ездить туда-сюда. Ты уж сам деньги забирай.

- После совещания?
- Да. Есть видео. (Показывает на компьютере.) Вот мы беседуем. Алексейчева в присутствии Ильюшкина передает деньги. Я говорю: «Что с документами? Вам их оформлять?» На что Ильюшкин говорит: «Как вам удобнее». Я отвечаю: «Я сейчас поеду, всё пробью», имея в виду оформление кассового чека и приходного ордера.

- Вижу, да: «Сейчас поеду, всё пробью».
- После этого состоялось задержание.

- Чьи ты деньги получил?
- Деньги предназначались не мне, а «Барсу», о чем я сразу сказал при задержании. И я понимал, что это не деньги партии. Если бы это были деньги партии, то Алексейчева должна была достать расходный кассовый ордер с печатью партии как юридического лица…

- Там есть бухгалтерия, и уже другая женщина тебе выдавала бы…
- Всё это происходило бы в другом формате.
А здесь два физлица – Ильюшкин и Алексейчева – оказывали в течение года на меня, на «Барс» давление, пользуясь административным ресурсом.
Когда следствие настаивает, что оба они якобы действовали в интересах партии «Единая Россия», то у меня возникает вопрос: разве осуществление цензуры в СМИ – это интересы партии «Единая Россия» и ее кандидатов? Насколько я знаю заявления руководства «Единой России», они категорически против цензуры и против того, чтобы платить деньги за некий информационный фон, изобретенный Ильюшкиным и департаментом внутренней политики в их доносах. Это явно не деньги партии и не интересы партии, не интересы кандидатов Алексея Хохлова или Юрия Смирнова.
В данном случае физлица, облеченные властью, которые своеобразно понимали интересы партии и интересы государства, готовы были оплатить некий информационный фон. Я принимал деньги у физлиц, у которых я – гендиректор юрлица – мог взять любой объем наличности в пользу этого юрлица. Соответствующие распоряжения Центробанка это допускают.

- Когда люди в погонах рассказывали о деле, по их словам, для твоего задержания были все основания. Сомнения же в том, что их версия правдоподобна, у меня возникли, когда они задали прекрасный вопрос: «Как бывший директор подтвердите – он же деньги брал себе? Он же не мог такие деньги до кассы довести?»
- Коммерческий подкуп – это когда работу выполняет компания, а деньги директор присваивает себе. Однако, во-первых, во всех записанных разговорах – и с Алексейчевой, и с Ильюшкиным я веду речь об интересах «Барса», а не своих собственных. И прослушав только эти разговоры, оперативники должны были понять, что нет никакого подкупа. Во-вторых, о планируемом крупном приходе наличности и необходимости инкассации был проинформирован банк, который обслуживает «Барс», и деньги эти должны были поступить именно на счет «Барса», а не на мой личный счет. В-третьих, о заключении сделки – вплоть до точной суммы – знал совет директоров компании и ряд сотрудников.
Несмотря на всё это, следствие пишет: я получил деньги, и у меня возникла возможность распорядиться ими по собственному усмотрению. Но – как?! В сложившихся обстоятельствах это невозможно, и ни о каком присвоении этих денег не может быть и речи. Тогда начали всерьез заявлять, что я их присвоил, но решил, мол, всё потратить на «Барс» – такой вот «подкуп».

- Все удивились, когда Юрий Токаев распространил заявление, что сумма обсуждалась на совете директоров и он в курсе. На фоне того, что говорили силовики, это выглядело как признание в преступном сговоре в составе организованной группы.
- В чьих-то фантазиях, возможно, это было так – видимо, люди по себе меряют. Этот бред появился, чтобы повлиять на суд и отправить меня в СИЗО.
Заявление совета директоров было о том, что Кустов вел переговоры и действовал исключительно в интересах юрлица, и совет директоров медиагруппы знал об этих действиях, поэтому никакого присвоения средств даже в теории быть не может – ни Кустовым, ни кем бы то ни было еще.

- Сегодня Виталий Ильюшкин в бегах. Ты доволен тем, что он сам стал объектом преследования?
- Сложно сказать. Я в этом отношении испытываю странные эмоции. Не желаю людям зла, как-то философски на это смотрю. Просто запущенный бумеранг возвращается – мир так устроен. Когда человек организует провокацию, лжесвидетельствует – рано или поздно за это приходится заплатить.
Меня больше удивляла позиция губернатора Конькова – он же отлично знал, что его «политический зам» занимается медиабизнесом. До сих пор не могу себе ответить на вопрос, почему Коньков его назначил.

- Деньги от власти – часть доходов «Барса». История с Ильюшкиным как-то сказалась на госконтрактах?
- 2016 год был очень непростой для «Барса», все госконтракты были резко снижены. В 2017 году тоже не произошло восстановления до объема 2014–2015 годов, хотя коммерческая выручка, наоборот, выросла.

- То есть вас наказали?
- Коньков стал «наказывать» «Барс» еще до прихода Ильюшкина. В результате годовые расходы медиагруппы были урезаны на 30%, и зритель, кстати, этого почти не заметил – рейтинги и просмотры сейчас даже выше.
Но это обычная для «Барса» ситуация, когда всем, у кого есть дубинка, хочется наказать «Барс» просто потому, что он еще жив. Сейчас нам объявил войну Роскомнадзор – мы получили 15 бредовых протоколов за месяц. Якобы знак «16+» был в эфире не 8 секунд, а 7. Они, кстати, не стесняются: открыто говорят, что поставлена задача «наехать» на «Барс».

- Ты много лет возглавлял местный Союз журналистов. Я не член этого союза принципиально – мы с тобой много раз об этом говорили. Мне казалось, что союз в Ивановской области существовал во многом благодаря тебе. Коллеги по союзу как-то поддержали тебя, выступили в твою защиту?
- Когда человек в беде, становится ясно, кто друг, а кто – так. В этом смысле я благодарен всем, кто меня поддержал. Кто-то приходил на суд, кто-то написал слова поддержки, кто-то в интервью тому же Булаеву неоднократно задавал вопросы о моем деле.
Раньше я не придавал значения каким-то публичным жестам – считал их излишними – мол, дело важнее слов. Сейчас, пройдя прессинг, понимаю, что демонстрация поддержки очень важна – она оказывает эмоциональное воздействие. Когда входишь в зал судебного заседания, тебя заводят в клетку, а в зале сидят люди, десять-двадцать человек. Не два, не один… Даже стояли – в суде мест на всех не хватало. Они смотрят на тебя, и ты понимаешь: они искренне пришли, и они тебе верят. Их никто не заставлял. Это многое для меня значило и тогда, и сейчас.
Разумеется, я ожидал, что Союз журналистов – организация, которой я посвятил много сил и времени, будучи региональным председателем, – отреагирует. Но там даже характеристику не смогли написать для суда – чтобы меня не поволокли в СИЗО. Только спустя 12 дней после некоторых метаний появилась заметка на федеральном сайте СЖР с выражением «обеспокоенности» – сейчас и она с сайта удалена и непонятно, поддерживают они меня или нет. Говорят, что от регионального отделения СЖР требовали принять заявление с моим осуждением – хорошо, хотя бы оно не вышло.
Было и заявление от Общероссийского народного фронта – кстати, с большим уровнем поддержки, но и оно через пару дней исчезло с их сайта.

- Мы сидим и разговариваем в День российской печати. Сейчас, после своей истории, ты готов так же горячо убеждать меня, что журналистам нужна какая-то организация? И что эта организация в нынешней политической конструкции может не то что защитить, а хотя бы сделать шаг против ветра, который дует из кабинетов внутренней политики?
- Думаю, что может – это от конкретных людей зависит. И даже те люди, которые сейчас находятся в союзе, на это способны. И говорю это не для того, чтобы сподвигнуть их высказаться, это уж пускай они сами решают.

- Ну да, сейчас стало полегче.
- Понимаешь, иногда важна даже не публичная оценка или поддержка, бывает, много значат закулисные какие-то вещи.

- Стоп. Давай разделим: союз должен публично высказываться. Закулисно я тебе могу в «Вотсап» написать или позвонить. Общественные организации, они…
- Общественно-политический процесс – он может быть и непубличным. Иногда какие-то вещи решаются в кабинете без громких заявлений. К примеру, общеизвестно, что Сметанин, восемь лет назад обвиненный в коммерческом подкупе, в своих статьях полоскал мое имя направо и налево. Региональное отделение СЖР я возглавил значительно позже всех следственных действий по «Иваново-пресс». Я запрашивал документы по делу, уверен в его виновности и в известных кабинетах пытался повлиять на то, чтобы срок был условным, а потом – на то, чтобы он был сокращен. (Судебная коллегия его сократила, кстати, в полтора раза.) И публично об этом говорил, несмотря на то что возглавлял госпредприятие, с которого меня могли в любой момент уволить за такие вещи.
Организация необходима, ее наличие важно, она должна быть. Да, она не соответствует требованиям, которые задает жизнь. Но кто, кроме самих журналистов, должен исправлять эту ситуацию? Чтобы изменить организацию, надо в ней быть.

- В нынешней российской правоохранительной системе сложилась ситуация: если дело возбуждается, оно редко закрывается. Почти никогда. Как суд редко завершается оправдательным приговором. Та надеешься на «вегетарианский» исход дела?
- Разумом понимаю, что эта машина никогда не признает своих ошибок, но буду бороться до конца и – надежда умирает последней.
Я знаю, что я прав и невиновен. Люди, чьим мнением дорожу, мне верят.
Я вижу, что и силовики отлично понимают: обвинение незаконно. В прокуратуре, направляя дело на доследование, официально указали: обвинение не подтверждается совокупностью доказательств, обстоятельства незаконности получения денежных средств не описаны, факты нарушения законов «О СМИ» и «О выборах…» не подтверждены материалами дела. А там, к слову, за 17 месяцев собрано шесть томов – почти полторы тысячи страниц.
Я уж не говорю, сколько там вранья – начиная с показаний бывшего губернатора Конькова (который в лицо говорил одно, а на допросе – другое), заканчивая Алексейчевой, которая плачет на следствии. Если ты говоришь правду – чего плакать?!
Я до сих пор не могу понять, как офицеры в здравом уме и трезвой памяти, понимая, что человек не виновен, требуют отправить дело в суд, чтобы посадить меня лет на 10. «Мы не можем закрыть твое дело – у нас так не принято». А ведь они, наверное, после этого домой приходят, детям в глаза смотрят, рассказывают, как с преступностью борются.
Я говорю: «Господа, а вы понимаете, что это от семи до двенадцати? Для вас это просто галка в отчете, а для меня, для моих детей – это реальная жизнь». – «Все понимаем. Так получилось…»
Вот как-то так. И тут, собственно, может быть любой исход.
29 марта 2024
Все новости