Фото: Варвара Гертье
Для меня, человека давно уже взрослого и имеющего большой опыт наблюдения за политикой, никогда не было секретом, что политики редко говорят правду, пытаясь представить любой факт так, как им выгодно здесь и сейчас. Не стал исключением и Виталий Ильюшкин, только что написавший заявление об уходе с должности заместителя губернатора по внутренней политике. Интервью получилось большое, и я осознанно разбил его на две части. В первой разговор пойдёт о самом Виталии Владимировиче. А во второй мы поговорили о самых ярких моментах политического процесса в области, к которым мой собеседник имел непосредственное отношение.
- Вы приехали в Ивановскую область как человек Михаила Меня. В конце его срока вы у всех ассоциировались с Сергеем Пахомовым, и вас до сих пор считают человеком, представляющим интересы Сергея Александровича. Вы это как-то прокомментируете?
- В своем вопросе, Алексей, вы, в общем-то, сами и ответили. Сложно что-то добавить. Да, приехал. Да, работал. Да, были знакомы.
- Тут больше, чем просто знакомы, я думаю.
- Да нет, всё было ровно. Были всегда такие отношения, они не стали более глубокими или более развернутыми. Был определённый уровень доверия у меня к нему, у него ко мне. В рамках этого доверия мне было поручено заниматься определёнными проектами, и я ими занимался.
- Но при этом, после ухода Пахомова к вам перешли все его медийные активы. Вы получили все доли, которые предыдущая команда во время своего пребывания в области отжала или создала и которые были записаны на Игоря Пшеничкина.
- Я не уверен, что это так. И вопрос, опять же, не совсем верно сформулирован.
- Давайте переформулируем.
- Они не перешли.
- Были проданы… Это же словесная эквилибристика.
- Это не совсем так, потому что, когда вы говорите о том, что было всё формально передано, можно поставить вопрос так: может быть, и раньше было формально по-другому закреплено? А для меня ничего не произошло. Я не хочу встать на тот путь, к которому вы меня подталкиваете.
- Я подталкиваю?
- Вопрос звучит так, что я должен как-то ответить, что что-то было передано. А ничего передано не было. И выкуплено ничего не было. Это формальная история. Она какая была, такая и была. Я как раньше этим вопросом занимался, так я и занимался потом.
- И продолжали заниматься, находясь в кресле замгубернатора?
- Нет. Занимался, когда был руководителем исполкома и когда здесь работала другая команда.
- После ухода Пахомова и Меня, с приходом в правительство, вы ощущали себя «человеком команды Конькова»?
- В начальный период, нет. Потом – да.
- Переломным моментом было назначение на пост замгубернатора.
- Переломный момент был в июне 2014 года, в период избирательной кампании.
- При этом, выступая на процессе Андрея Кабанова, вы сказали: ничего не знаю, денег не видел, так как в тот момент губернатор мне не доверял и я ни к чему отношения не имел.
- Там по-другому вопрос формулировался и я по-другому отвечал.
- Фраза о недоверии губернатора, тем не менее, прозвучала.
- На момент формирования команды – да. Там шёл разговор о том времени, когда приезжали московские технологи и мы с ними первый раз встречались. Это был декабрь 2013 года. На тот момент я не был вовлечен в процесс построения штаба, я был дистанцирован. Когда профессиональные технологи приехали и разговаривали со мной, они были удивлены, что со мной встречаются с последним. (Они встречались со мной и с Анатолием Буровым с последними в цепочке встреч, которые им рекомендовал Кабанов.)
- Уточним: Буров тогда был лидером партии, а вы секретарем исполкома, и все знали, что выборами в регионе занимались именно вы в последние годы.
- И когда мы с Анатолием Константиновичем встречались с технологами, они были удивлены, услышав то, что мы им рассказали, потому что во мне они увидели человека, который разговаривает на их языке, всё гармонично объясняет. И один из них, я фамилию не помню, сказал: странно, что мы с вами встречаемся с последними. Обычно, когда мы заезжаем, с людьми такого плана мы встречаемся в первую очередь – чтобы нам рассказали, объяснили социально-экономическое положение, политическое положение, кто чего стоит. Такое экспертное интервью. А тут мы уже сформировали общее понимание и вдруг нам рассказывают другую картину мира, в том числе кто чего стоит. Это связано с тем, что на тот момент я вместе с Анатолием Константиновичем был максимально дистанцирован от всех решений.
- Это была заслуга Андрея Юрьевича Кабанова?
- Мне очень сложно об этом говорить, потому что я не знаю, что за команда была с той стороны, кто в той команде? Я фамилию «Куликов» не слышал до начала 2014 года – мы никогда не пересекались.
- До того, как он стал советником?
- Да даже когда он стал советником, я о нём ничего не знал, не слышал. Это как фамилия Шарыпов: мне он был неизвестен до того, как я заехал работать заместителем губернатора. Ну, может, лукавлю…
- И всё-таки. Причина нашего интервью – это ваша недавно случившаяся отставка. Все гадают о её реальной причине. Это прокурорские запросы и интерес к вам силовиков, который был проявлен последнее время? Дело о несоответствии расходов доходам? Интерес к нарушениям, выявленным в работе Ольги Кузьмичевой в Лежневском районе? Что-то другое? Или совокупность всех этих факторов?
- Ничего из того, что вы перечислили, не относится к истинным причинам моего решения написать заявление.
- Почему-то я так и думал…
- Вы прекрасно понимаете все глубинные течения в части расходования бюджетных средств и направлений, куда расходятся бюджетные средства. Взаимодействия между региональными органами власти и муниципальными органами власти – как они строятся между заместителем губернатора и главами администраций. Интерес силовиков к коррупционным процессам, происходящим в стране, в регионе: что вызывает у них истинный интерес, на какие моменты их вышестоящее руководство пытается обратить их особое внимание? Моя деятельность – человека, у которого в непосредственном подчинении никого не было, кроме департамента внутренней политики, у которого бюджета-то не было: районные газеты и всё… У меня не было комплекса. У меня не было управления координацией комплекса. Был секретарь и человек, который документы носил. Поэтому повода для какой-то серьёзной проверки и контроля моей деятельности – его нет.
- Со стороны силовиков?
- Конечно. Я уверен, что они работают по кому угодно, но только не по мне.
- Тем не менее бумаги-то всплывали. По долям, не вовремя проданным, по несоответствию доходов расходам.
- Я вот тут натолкнулся в интернете на наше с вами интервью, в ноябре или декабре 2015 года. Вы пришли ко мне, чтобы уточнить: а на самом ли деле я освобожден теперь от имущества, которое было на мне. А я вам сказал, что есть доверительное управление, показал все документы.
- Да.
- Сейчас, видимо, кто-то об этом специально забыл и преподносит так, что я на протяжении двух-трёх месяцев владел этими активами, пока их не продал. А я ими не владел, потому что они были в доверительном управлении – поэтому и причины для проверки нет.
- Но прокуроры в своих бумагах разных…
- Забыли тоже! Ну, забыли, это же такая история – им надо напоминать. Я же не хожу, они меня не вызывают. Я был у них один раз, в ноябре или декабре 2015 года.
- Что же тогда стало истинной причиной увольнения?
- Я считаю себя человеком, который старается быть максимально эффективным на том месте, на котором работает. Иногда про таких людей говорят, что они безумные трудоголики. И эти трудоголики постоянно занимаются тем, что сравнивают: работали эффективно или нет, у них есть результат деятельности или нет этого результата. Они самокритичны.
Я никогда в чиновники не рвался, у меня не было такого желания, я никогда не приходил к предыдущему губернатору, не уговаривал его. Я никогда не разговаривал на эту тему с Павлом Алексеевичем. Я работал в областной думе председателем комитета по бюджету на неосвобожденной основе и никогда не ставил, в отличие от Сверчкова или Фомина, вопрос о том, что мне это важно. Я никогда не хотел перейти на государеву службу. Я занимался различными бизнес-проектами, мне это приносило определённые дивиденды. И удовольствие. И результат. И когда я стал чиновником, мне пришлось от всего этого отказаться, понимая, что внимание со стороны и журналистов, и силовых структур – оно очень высоко. Всё это контролировалось, и общение шло с директорами, и с бухгалтериями, проверки шли. Продал так продал. Ни контактов, ни общения – ничего не могло быть даже рядом, потому что это было бы политическим самоубийством.
- А какая же истинная причина?
Я посчитал, что на этом месте не приношу ту пользу, которую мог бы приносить тем людям, которым нужно от меня что-то в этой части, а также самому себе – для удовлетворения тех жизненных потребностей, которые у меня есть, обладания определённой свободой, которая для меня очень важна. А уж тем более в связи с последними указами, законами…
- С ужесточением правил: куда ездить, куда не ездить?
- Я по этому поводу всегда ёрничал, до прихода туда. Потому что всегда удивлялся: ну, какие люди могут пойти работать чиновником сейчас? Ну, это же просто подлянка – нельзя отдыхать там, где хочется!
Но когда губернатор предложил мне это место, я, разумеется, не мог ему отказать, потому что на тот момент считал себя человеком его команды. Впереди были предстоящие выборы в Государственную думу, у меня были и есть прекрасные отношения с администрацией президента, с полпредством, и они знали, что я эту избирательную кампанию смогу организовать. Отказаться от всего этого значило разрушить отношения, просто не пожать протянутую руку.
- Я думаю было ещё и интересно, плюс ко всему?
- Никакого интереса не было. Передо мной прошли все эти заместители губернаторов, которые занимались внутренней политикой. Я прекрасно осознавал, что я не займусь чем-то другим, что эта работа не преподнесёт никаких интересных сюрпризов. Так и получилось.
И этой зимой, когда я с семьей отдыхал в каникулы, я взвешивал все за и против. Потом пришёл к губернатору, объяснил ему свою позицию: сказал, что если потребность во мне остаётся и вы считаете, что мне и дальше надо заниматься выборами или какими-то другими процессами, то я никуда не уезжаю, я здесь, я готов к этой работе. Если вам за две-три недели расскажут обо мне какие-то другие истории и вы примете решение, что во мне не нуждаетесь – это другая история. Но если я нужен, буду работать. Ничего же мне не мешало заниматься выборами в 2005-м, 2006-м, 2007-м, 2008-м годах, не имея никакой должности: выборами в Государственную думу, президента, в областную думу. Выстраивать отношения с политической партией, которой тогда занимался Козыро, а я не имел к ней никакого отношения, выстраивать отношения с главами администраций, которые тогда были не очень лояльны к новой власти. Выстраивать отношения с политсоветом, который принимал решения, направленные против многих политиков и чиновников, которые приехали в область. Помните все эти скандалы? Никак мне это не мешало. Никак мне по жизни и кресло не помогает. Я привык работать, опираться на то понимание, знания, умения, которые у меня есть. И, слава Богу, мне это всегда удавалось.
- То есть это не разочарование в работодателе, это просто некий тупик…
- Да.
- В бизнес вернётесь?
- Конечно.
- Но при этом мы сейчас встречаемся в помещении партии, где вы чувствуете себя прекрасно и люди к вам относятся, как к хозяину. Эта работа будет продолжена?
- Если я буду нужен здесь новому секретарю, Смирнову Виктору Владимировичу, если он посчитает нужным и ему будет комфортно, то да, если нет – нет. Я пока член президиума регионального политсовета, выбранного на пять лет.
- Снова вернёте себе бизнес, выкупите себе те доли, которые…
- Нет.
- То есть, в тот бизнес, от которого вы отошли, – не вернетесь?
- Это прошлая история.
- Там сильно сейчас все переживают в связи с вашей отставкой, что не будет больше бюджетных денег, что надо разбегаться…
- Пусть переживают. Но вы, как журналист, не имеющий отношения ко всему этому, можете независимо на всё смотреть и прекрасно понимаете, что там нет никаких бюджетных денег, тем более миллионов, о которых вы говорите. Вообще ничего даже рядом нет, по сравнению с бюджетными деньгами тех средств массовой информации, которые об этом говорят, которые исчисляются десятками миллионов рублей.
- Вы сейчас «Барс» имеете в виду.
- В частности, да. Шёл разговор о том, что радиостанция «Иваново FM» стала взаимодействовать с различными органами власти. Только надо отметить, что до 2015 года такой радиостанции не было, не было разговорного ивановского радио со своими ведущими, со своими политическими передачами.
- Ну, мне кажется, экономически это всё обречено на провал.
- Другая история. Наверное они там в минусе, я не знаю, как ситуация складывается. Но оно появилось, работает с теми или иными органами власти, и там наблюдается рост.
- С нуля быстро расти.
- С нуля, конечно!
- На мысль о том, что вы уходите из медийного и рекламного бизнеса, меня навела схема, которую вы провернули с Чебыкиным в городе по расторговке рекламных мест.
- А можно вопрос? Вы искренне так считаете? От того, как вы ответите, зависит, как я сейчас буду отвечать. Вы искренне считаете, что есть некая схема и я имею к этой схеме отношение? Или вы просто читаете об этом где-то и задаёте вопрос?
- Вся фактура, которой я обладаю, наталкивает меня на мысль, что схема была и создана она была во время врипства Чебыкина. Похоже, делалась она в ваших интересах, а потом всё было перепродано третьим лицам. Ответ: да, мне кажется, что это соответствует действительности.
- Тогда рассказываю. У меня никогда не было интересов в наружной рекламе. Никаких нет для этого доказательств. За исключением одной косвенной истории, которая вам хорошо знакома, – это некие треугольные пилоны. Помните?
- Такое разве забудешь...
- Но я никогда не был учредителем компании, которая владела треугольными пилонами. Никогда не был в каких-то долевых отношениях с людьми, которые были учредителями. Есть некие предприниматели, которых вы хорошо знаете и с которыми у вас не очень хорошие отношения, которые всю жизнь занимаются бизнесом. Они известные бизнесмены, в определённой среде. И у этих известных бизнесменов возникают различные бизнес-интересы. И в период избирательной кампании десятого года у них появились интересы в наружной рекламе. И они их реализовывали.
- Ну, а вы до 15-го года за рамками правового поля помогали эти бизнес-интересы сохранять?
- Никак не помогал, потому что возможностей и ресурсов у меня таких не было.
- Мы останемся каждый при своём. Закончилась история тем, что вы посадили своего человека на управление по делам наружной рекламы. Сменили ефремовскую девушку на свою.
- Не-не-не. Управление по наружной рекламе контролировалось тем человеком, которого вы назвали, Ефремовым, весь период, пока стояли пилоны. Пилоны снесли в период, когда там работала Шурпа. Не Цветкова, а Шурпа.
- Но если у вас не было интереса к наружной рекламе, зачем было сажать туда своего человека? Человека, далёкого от наружной рекламы?
- Цветкова – не мой человек, никогда не имела никакого отношения ко мне, я её в глаза никогда не видел и не знал. Это не мое решение и никаких доказательств иному нет. Я видел её один раз в жизни на совещании у губернатора в феврале 15-го года, когда по инициативе Ольги Анатольевны Хасбулатовой было принято решение, что с наружной рекламой, которая захламила весь регион, надо бороться. Ольга Анатольевна принесла фотографии центра города, где наружная реклама уродует здания, памятники. Губернатор принял решение: не должно быть наружной рекламы. Тогда была приглашена Цветкова и ей была поставлена губернатором такая задача. И дальше она стала очень эффективно работать в этой части.
Вот какая реальность.
- А история с последней расторговкой?
- Расскажу всё, чтобы не было никакого желания меня в чём-то подозревать. Я специально закрыл МУП или ГУП по рекламе, которое контролировал департамент внутренней политики. Там человек сидел, у него там бюджет был, они занимались перетяжками, растяжками. Я приказал всю эту историю закрыть немедленно. Никогда ни с кем я не имел отношений по наружной рекламе, в том числе в период, когда был заместителем губернатора. Ни с одним предпринимателем по этим вопросам я не встречался. И когда я прочитал в ряде средств массовой информации о том, что я имею к этому отношение, мне было очень смешно. Потому что я даже не знаю фамилий этих людей, которые там упоминаются. Я не знаю фирм, которые там были. Это не какая-то длинная схема, в результате которой я что-то как-то выигрывал, кто-то мне это делал, организовывал – я не участвовал в этом вообще никак! Удивительная история.
- То есть это чебыкинская история, не ваша?
- Я не знаю. Видимо, ко мне должен был прийти Чебыкин и сказать: «Я тут буду реализовывать некий проект, разрешаете ли вы мне?». Но это он, наверное, к Хохлову должен был прийти, к Шарыпову, ещё к кому-то.
- Но он тогда врип главы города уже был.
- Не знаю, не со мной. Ни один человек из городской администрации не может сказать, что я с ним как-то взаимодействую. Нет этого. У меня здесь душа спокойна и совесть чиста, как и во всех остальных вещах.
- Ну и последний вопрос. Вы дальнейшую свою судьбу связываете с Ивановской областью?
- У меня было решение первое и основное – выйти из чиновничьей истории.
- Это я услышал.
- Дальше я рассуждал так: у меня было порядка шести тем в жизни, когда я уходил, и у меня самые благоприятные воспоминания об этих историях. Потому что это единственный момент, когда ты становишься свободен для восприятия всего нового. Это несказанное удовольствие, всем рекомендую. Ты можешь заняться и этим, и этим. Ты раньше об этом только мечтал, у тебя раньше это было только в голове – а сейчас появляется возможность… Выберешь – обратного пути уже не будет. А сейчас есть. Я имею предложения, но я хочу реально насладиться вот этой свободой выбора.
- Немножко выдохнуть?
- Да. И вдохнуть.
Продолжение следует
