Николай Голубев
Интересен не сам текст, о котором сегодня пойдет речь, а история, вызванная им. Для затравки – необычная цитата из письма И. Сталина за июнь 1929 года: «Я думаю, что следовало бы товарищам иваново-вознесенцам призвать т. Микулину в Иваново-Вознесенск и «надрать ей уши» за те ошибки, которые она допустила. Я отнюдь не против того, чтобы пробрали хорошенько в прессе т. Микулину за её ошибки. Но я решительно против того, чтобы толкнуть ко дну и поставить крест над этой безусловно способной писательницей».
Теперь обо всем по порядку: кто такая т. Микулина и чем она так раздосадовала ивановцев?
Елена Микулина родилась в 1906 году. Ее мать – профессиональная революционерка, после гражданской войны работала на партийных должностях в Иваново-Вознесенске. В 1929 году семья переезжает в Москву. Старшая Микулина пошла на повышение, а дочь оказалась в столице без работы (в Иванове она была устроена в губздраве) – пришлось встать на биржу труда. Волею случая Елена Микулина попадает в редакцию журнала «Работница», где начинают печатать её незатейливые заметки.
Главной темой молодой журналистки стали социалистические соревнования, движение только-только зарождалось в то время. Елена ездит по московским предприятиям, собирает материал. А что было дальше – пусть рассказывает сама Микулина. Привожу фрагмент её воспоминаний:
«Из репортажей, публиковавшихся в журналах «Работница» и «Коммунистка», сложилась у меня книжечка, которую я предложила в Госиздат. Но там особой заинтересованности не проявили. Бумаги нет, то да се. А журнал «Коммунистка» помещался в том же здании на Старой площади, где и ЦК партии. И я, когда носила туда свои заметки, мельком обратила внимание на вывеску: «Приёмная секретарей ЦК». В алфавитном порядке там значилась и фамилия Сталина. Так вот, когда в Госиздате у меня ничего не получилось, сама собой вдруг возникла мысль: показать репортажи Сталину. Записалась на приём. Однако в назначенный день секретарша позвонила мне и сказала, что приёма не будет. И в ближайшие дни – тоже. Вот тогда, в отчаянии, я написала Сталину письмо. Очень короткое – с просьбой высказать свое мнение о моей рукописи. Пакет утром 8 мая передала в приемную секретарей ЦК.
Я жила в общежитии, адрес и телефон которого указала на пакете. И в тот же день, буквально через несколько часов, ко мне в комнату стучится дежурная по этажу: «Микулина, к телефону!». Бегу, беру трубку, а в ней – незнакомый голос:
– Говорит Товстуха.
– Какая ещё толстуха? – недовольно огрызнулась я, думая, что кто-то надо мной шутит.
– Не толстуха, а Товстуха, – очень спокойно ответил голос, – и не женщина, а мужчина. Помощник товарища Сталина. Сейчас я передаю ему трубку.
– Что? Кому? Сталину? – закричала я. Между тем уже другой голос, гортанный, с легким восточным акцентом, сказал:
– Товарищ Микулина? Я согласен!
– Согласны? – растерянно пробормотала я. – На что?
– Дать предисловие к вашей книжке. Такая книга нужна».
Микулина потом часто рассказывала эту историю. Даже в авторском изложении она имела несколько вариантов и интерпретаций, превратилась в легенду. Но как бы то ни было – в 1929 году брошюра Елены Микулиной «Социалистическое соревнование» вышла тиражом 100 тысяч экземпляров с предисловием Иосифа Сталина, которое вскоре перепечатали все советские газеты. Видимо, в издательстве были так ошарашены «соавтором» Микулиной, что книжку выпустили без редакторской правки, хватает в ней и грамматических ошибок.
Среди прочих был опубликован очерк про ивановскую фабрику «Зарядье» (Зиновьевская мануфактура). Фрагменты из него приведу ниже, уточню только, что по газетной работе Микулина на Родину первого Совета не приезжала, когда успела собрать материал – непонятно. Далее – по тексту:
«Жили до сих пор на фабрике тихо, спокойно. Отработали восемь часов, и ладно. Все работницы работали на двух-трех станках. Заправят нитку – пустят мотор и сядут, сложа руки на животе. А кто помоложе – газетку почитывает.
Но как получили вызов от ткацкой № 2, и комсомол организовал первую бригаду на 48 станках, и комсомолки с бригады стали работать каждая на четырех станках, – тут уж пошло дело не то. <…>
Захватило ткачих соревнование вовсю. Отработает смену, идёт домой, а в голове вертится:
– Кто кого завтра обгонит?
Утром бежит пораньше на фабрику, чтобы не опоздать. Самовольных прогулов стало много меньше. Всего на ткацкой около тысячи ткачих. Каждый день человек восемь не выходило на работу. То пошла куда по своим делам. А то и безо всякого дела. Просто так, проспит или заленится. Ну, а как пошло соревнование, да организовали бригады, тут уж совсем другое дело. За всю неделю ни одного прогула не было. <…>
Старенький мастер Егор Петрович. Видал он всякие виды. Раньше, до революции, тоже бывали подтягивания.
Скажем к примеру. Возьмут фабриканты Горелины [в книге Микулиной фамилия через «о» - Н.Г.] с Бурылиным тягаться:
– Кто дешевле ситец делает.
Сами-то они ничего не делают, а рабочих прижимать начнут. Накинут лишние полчасика на смену. И если вырабатывали в день 50 кусков, то за ту же цену заставят 52 сделать. Тяжело рабочим было, а жались. Тянулись. Кому охота выходить за ворота фабрики без работы?
Мастер все это помнит и тогда уже понимал, что нужда заставляла, вот и гнали. А сейчас непонятно ему. Почему так стараются ткачихи? Ведь никто их не заставляет. Никто не гонит, – так нет, вот проклятущие бабёнки – прямо житья от них нет. Чуть станок испортится, так бежит к мастеру, а то как закричит без всякого уважения:
– Петрович, а Петрович, чего встал? Иди уделывай, да поживей, что ли».
У ивановцев эта брошюра вызвала понятную обиду – из текста выходило, что до объявления соцсоревнования наши ткачихи работали абы как. Клеветническую книжку, пусть и с предисловием Сталина, изъяли из продажи на всей территории области (потому её сегодня не найти ни в местных библиотеках, ни в краеведческом музее). Открыто выступить против микулинского творения решился ярославский журналист А. Милькинд (Ярославль тогда входил в состав Ивановской промышленной области) – он написал письмо в редакцию «Правды», адресовав копию на имя Сталина. Цитирую:
«У книжки два порока, разъедающие её от первой до последней страницы: первый – небрежность автора, вызвавшая громадное количество ошибок и извращений, и второй, – недопустимый, безобразный сусальный тон.<…> О «Зарядье» она пишет: «Это – комбинат. Здесь и прядильная, и ткацкая, и красильная». Прядильная появилась на «Зарядье» лишь по мановению авторской руки: не было и нет прядильной на «Зарядье». <…>
Библиотечные работники Иваново-Вознесенска пишут в областной комитет партии: «Протестуя против искажения фактов, против слащаво-благополучного стиля, мы, библиотечные работники, обращаем ваше внимание, что работа с такой книжкой среди Иваново-Вознесенских рабочих ни в коем случае не может служить на пользу социалистического соревнования». Услужливый, но халтурный автор оказался опаснее врага. <...> Работницы «Зарядья» буквально негодовали, читая такое возмутительно лживое описание работы на фабрике, где уже давно проведено уплотнение».
Это не единственная отрицательная рецензия на книжку Микулиной – Сталину о них, видимо, докладывали. Свою позицию верховный главнокомандующий выразил в письме на имя старого товарища по подполью, журналиста Феликса Кона. Копия направлялась председателю ивановского обкома Колотилову. Фрагмент этого письма я уже цитировал в самом начале. Финальное резюме Сталина: оставьте Микулину в покое, книжка её – полезная, «она популяризирует идею соревнования и заражает читателя духом соревнования. В этом суть, а не в отдельных частных ошибках».
Справедливости ради надо отметить, что отец народов в некоторой степени заступается и за ивановских ткачих, признавая возможные ошибки книги: «Я допускаю, что прядилки Бардиной нет в природе и в Зарядье нет прядильной. Допускаю также, что Зарядьевская фабрика «убирается еженедельно». Можно признать, что т. Микулина, может быть, будучи введена в заблуждение кем-либо из рассказчиков, допустила ряд грубых неточностей, и это, конечно, нехорошо и непростительно. Но разве в этом дело? Разве ценность брошюры определяется отдельными частностями, а не её общим направлением?»
А дальше идет любопытная реплика – Сталин походя дает оценку главному советскому роману-эпопеи: «Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в своем «Тихом Доне» ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтёлкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что «Тихий Дон» – никуда не годная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?»
Примечательно, что в 1939 году Шолохов еще работал над финалом книги (первые три тома вышли раньше). Критики и «доброжелатели» со всех сторон настоятельно советовали автору, что надо бы закончить роман в оптимистическом духе, четко расставить акценты, усилить роль партии и проч.
Сам Шолохов узнал о случайной «рецензии» Сталина лишь через 20 лет, когда письмо в защиту Микулиной было опубликовано в Собрании сочинений. В январе 1950 года из станицы Вёшенской в Кремль пришло письмо: «Очень прошу Вас, дорогой товарищ Сталин, разъяснить мне, в чём существо допущенных мною ошибок. Ваши указания я учёл бы при переработке романа для последующих изданий». Главный читатель Страны Советов на это письмо не ответил.
Что же случилось с Еленой Микулиной? После публикации «Социалистического соревнования» её пригласили на работу в «Известия». Долго она там не задержалась, ушла сама – видимо, понимая уровень своего дарования на фоне прославленных коллег. Затем работала в ведомственных изданиях, выпустила брошюру о правильном питании. После войны и эвакуации Микулина становится корреспондентом «Труда», ей поручают распутывать «кляузные» дела по письмам читателей.
Так, в 1948 году в редакцию «просигнализировали», что директор «Зооконторы» организовал сверхплановое разведение лабораторных животных и спекулирует ими. Дело в том, что при советской плановой экономике образовался дефицит подопытных мышей и крыс. Они требовались для научных исследований биологам и химикам. К тому же в то время был популярен «анализ на мышку» – тест на беременность, когда животному под кожу впрыскивали мочу женщины. Спрос на хвостатых был огромным.
Микулина, узнав о предприимчивом животноводе, не стала выводить его на чистую воду на газетной полосе, а предложила договориться. В результате журналистка получила взятку в две тысячи рублей. Вскоре Микулина попыталась схожим образом закончить ещё одно журналистское расследование – на этот раз её арестовали. Свою вину протеже Сталина признала: «С осени 1948 г. я встала на преступный путь, вначале взяв взятку в две тысячи рублей у работника «Зооконторы» Гинзбурга (тысячу рублей получив от него лично, а тысячу рублей через своего посредника Я. Спектора). Вторую взятку я пыталась получить через того же Спектора от зам. директора института звукозаписи Никитина. Я признаю себя виновной в тягчайшем преступлении – использовании в корыстных целях почётного звания корреспондента, звания, которое я с честью носила в течение двадцати лет».
Любопытно, что одновременно с судебным разбирательством из печати выходит 12-й том сочинений Сталина, где было впервые опубликовано давнее письмо в поддержку Микулиной. Это не помогло – журналистку осудили на пять лет за вымогательство взяток.
После освобождения автор «Социалистического соревнования» вернулась в профессию. Публиковала очерки о героях войны и труда, выпустила несколько книжек, написала сценарий. О плохом постепенно забылось. Умерла Елена Микулина в 1998 году в статусе «классика советской журналистики».
Жирнов Е. «Использование в корыстных целях звания корреспондента»// «Коммерсант Власть», № 21, 2.06.2008. С 66.
Мильруд А. Письмо Сталину о брошюре Микулиной [рукопись]. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1047. Л. 51–55
Микулина Е. Фабрика «Зарядье» / В кн.: Соревнования масс. М., 1929. С. 40 – 46.
Сталин И.В. Письмо тов. Феликсу Кон / Сталин И.В. Cочинения. Т. 12. М., 1949. С. 113-114.
Общество
Печатная клевета и журналистское вымогательство
О «классике советской журналистики»